Ох уж этот обманчивый апрель! Вчера было тепло и солнечно, сегодня идёт дождь, а завтра — снег. Вчера тёплый ветер приятно обдувал лицо и трепал волосы, а сегодня он жгучий и холодный, пронизывает каждую клеточку тела, каждый нерв, каждое слово. Машины то весело пролетают по проспектам, сверкая чистыми боками, то угрюмо гудят в бесконечных пробках, причина которым снегопад. Дождь то размазывает тушь, то ласково стучится в окно. Я не люблю апрель. Он слишком изменчив.

Но какая бы не стояла погода, каждый вечер я выхожу на улицу и иду, куда глаза глядят. Прямо, налево, направо… Неважно. Сто шагов, двести, тысяча… Я не знаю, куда иду, у моего маршрута нет конечной цели, скорее всего я просто пытаюсь убежать от самой себя. Моему апрельскому настроению подпевает Земфира, эта вечная подруга девушек с разбитым сердцем, невысказанными словами, пытающимися поймать своё счастье в сигаретном дыму: «… и значит мы будем глотать в больнице лекарства, не думать про завтра, не включать телевизор, на карте искать тридесятое царство, а вдруг повезёт, и достанутся визы… » Я слушаю музыку, считаю шаги, останавливаюсь перед светофорами, обхожу грязь, перепрыгиваю лужи. Я изгоняю демонов.

« Все врут » — говорил Грегори Хаус, циничный герой нашего времени. Я вглядываюсь в лица прохожих, и пытаюсь прочесть на них ложь. Вот этот мужчинка лет тридцати с испитой обветренной физиономией скорее всего врёт своей жене. Каждый вечер он приползает домой, источая запахи водки и дешёвых сигарет, и каждое утро он обещает жене, что это был последний раз, что завтра он начнёт новую жизнь. Вот та огромная тётка в розовом мешке, отдалённо напоминающем куртку, врёт соседкам, что с завтрашнего дня перестанет жарить картошку на сале и поглощать её сковородками во время просмотра вечернего сериала про любовь. Сопливый тинэйджер с огромным рюкзаком и дырявыми ушами врёт родителям, что на этой неделе он не получил в школе ни одной двойки, и что в палисаднике за домом пиво пил не он, а его двойник. Крашеная блондинка в лакированных ботфортах врёт гражданскому мужу в свой телефон, что сегодня она будет ночевать у подруги, хотя на самом деле она проведёт эту ночь с любовником в съёмной полуторке с жёлтыми обоями. Я вру сама себе, что это не любовь, а наваждение, что завтра всё пройдёт, что я пойду на свидание с парнем из офиса напротив, что я перестану часами просиживать на подоконнике, глядя не в книгу, а в потолок. Прав доктор Хаус…

С быстрого шага я перехожу на бег, становится жарко, перехватывает дыхание. Ещё один обман — физическая боль никогда не притупит боль внутреннюю, она никогда не сможет поглотить огромного червяка, поселившегося в моей голове, питающегося моей депрессией, нашёптывающим мне бессонными ночами всякие гадости, подталкивающему к чему-то страшному. Обессиленная, я падаю на скамейку. У меня слезятся глаза, сердце готово выпрыгнуть из груди, ноют обветренные губы. Я меняю Земфиру на Джима Моррисона, кручу в руках телефон, пять раз то открываю, то закрываю его, но в итоге, так и не решившись, убираю его назад в карман. Домой я возвращаюсь медленно, еле передвигая уставшие ноги. Теперь ветер дует мне в спину, становится очень холодно и темно. Свет фонарей выхватывает загаженые бычками газоны, перевёрнутые урны, разбросанные рекламные листовки. Люди не только вруны. Люди ещё и свиньи. От злости на весь мир я пинаю одну такую урну, ещё и ещё раз. Я представляю, что это не урна, а пухлое человеческое тельце со свиным пятачком вместо носа и торчащим из штанов хвостиком. В какой-то момент я начинаю заходится истерическим хохотом. Не стоит копить агрессию в себе, иногда стоит давать ей выход.

После урны становится легче. Чтобы поддержать с таким трудом полученное веселье, я начинаю придумывать истории про прохожих. Кому-то я приписываю спизженный у пятиклассника мобильник, кому-то — романтическое свидание. Какого-то гопничка я мысленно награждаю триппером, а какой-то девушке искренне желаю встретить за следующим поворотом любовь всей своей жизни. Кого-то ждут трое детей и красавица жена, а кто-то завтра повесится после дежурного косяка. Но я не законченная сволочь, поэтому большинство моих историй со счастливым концом.

Когда я прохожу мимо остановки, то имею сомнительное удовольствие наблюдать, как мощная кондукторша выталкивает из троллейбуса оставшегося отказавшегося обилечиваться мужика. Мужик матерится, грозит кулаком отъехавшему троллейбусу и отхлёбывает из бутылки пиво. И мне становится страшно за этот город, за эту страну. Страна уродов, бухающих дешёвое пиво, зазомбированных программой «Криминал », не прочитавших в своей жизни ни одной книги, не посмотревших ни одного стоящего фильма, ни разу не задумывавшихся о том, успеет ли получить оргазм девушка, до того, как они извергнут в неё свои ущербные сперматозоиды. А ведь каждый из этих уродов когда-то был маленьким ребёнком, чистым листом, ещё одним шансом для нашего мира. Красота когда-нибудь спасёт мир, но где же она? Почему вокруг одни свинячьи морды, дрожашие твари, мёртвые души? Русь, куда несёшься ты, дай ответ…

Последние шаги, остановка перед подъездом, лестница… Горячий душ, надежда на сон. Изгоняя своих личных бесов я столкнулась с бесами куда более страшными бесами деградации и вымирания. Удивительно, но стало легче. Как будто отвергая уличную грязь, я отвергла и грязь собственную. Завтра я снова пойду в этот переменчивый апрель, за новыми впечатлениями, за новым облегчением, за новой благодарностью Богу, что он наделил меня возможностью мыслить.