Todda, как обещала ) Правда, писала года 2 назад… Сейчас бы всё сказала по другому, хотя суть не меняется.

Когда я пошла в школу, то почти сразу же на меня повесили ярлык — «гуманитарий». И звучало это как-то …ругательно. Пока большая часть моих одноклассников разбирала по слогам «Мама мыла раму », я зачитывалась «Капитанской дочкой » и всей своей семилетней душой ненавидела негодяя Швабрина. Я без запинки могла перечислить всех Романовых на русском престоле, да что там Романовых, Рюриковичей тоже могла, я даже знала, кем были Аскольд и Дир. И всё было бы прекрасно, если бы не математика. Таблица умножения в мою голову решительно не умещалась, при виде задачи про два движущихся на встречу друг другу поезда мои глаза вылезали из орбит, перед каждой самостоятельной работой я ревела, как белуга (я точно не знаю, как именно ревут белуги, но, должно быть, мы издавали похожие звуки, так, во всяком случае уверяла моя учительница). Мне поставили диагноз — необучаемая. Каждый раз, возвращаясь с родительского собрания, мама по-особому жалостливо на меня смотрела, и я точно знала, ей опять сказали, что её дочь «необучаемая математике ». Потом кто-то мне сказал, что Пушкин тоже был математическим дебилом, и я перестала расстраиваться. Не то, чтобы я сравнивала себя с Александром Сергеевичем, просто в такой компании было легче.

Дальше было только хуже. Год от года математика, а потом алгебра и геометрия, становились ещё непонятнее и страшнее. С пятого класса и до самого окончания школы у меня были репетиторы. Три раза в неделю, и никаких отговорок. Когда я заходила в кабинет математики, у меня начинались приступы клаустрофобии. Необучаема…Бедняжка… Если я писала контрольную на 3, это был настоящий праздник. В 11 классе контрольные за меня писала Ленка, с которой мы сидели за одной партой, но я всё равно получала двойки, ибо на конфликт с математикой наложился конфликт с её учителем. Но речь сейчас не об этом, речь о гуманитариях.

До того, как я поступила в университет, шепотки: «Гуманитарий » за моей спиной носили сочувственный и несколько презрительный характер. Мне было плевать, я точно знала, что пишу лучшие в городе сочинения, что моим знаниям истории мог бы позавидовать кое-кто из преподавателей, я писала стихи и эссе, в общем, в моём мире не было места синусам, логарифмам и прочей мути. Потом была первая любовь. Конечно же, он тоже был гуманитарием! Нас свела книжка «Маленький принц », мы часами могли обсуждать какие-то её фрагменты, мечтать о том, чтобы на нашей планете тоже можно было 44 раза передвигать стул и любоваться закатом, если вдруг тебе стало грустно. Я по памяти рассказывала ему отрывки из французского оригинала, он ничего не понимал, но наслаждался этим мелодичным языком. Как водится, он был старше меня, играл в рок-группе, носил длинные волосы и множество фенечек. Он открывал для меня новые миры: Лорка, Кастанеда, Ричард Бах, Габриэль Гарсиа Маркес. Конец у этой истории был банален: через 3 года два гуманитария окончательно вымотали друг другу нервы и расстались. Одним из плюсов этого романа стало то, что я перестала стыдиться того, что я ну никак не математик. Напротив, я даже бравировала этим. В 11 классе мама перестала проверять мой дневник, потому что на фоне пятерок по всем предметам (даже по физике и химии, опять-таки спасибо Ленке), там уходил в плюс бесконечность ряд двоек по МАТЕМАТИКЕ. Уже в апреле я знала, что поступила в университет, поэтому ничего не предпринимала для того, чтобы бороться с этим явлением.
Примерно в это же время одна мудрая женщина поделилась со мной тайным знанием: «Катенька, мужчины — филологи — это ненормально. Либо алкаши, либо извращенцы ». Видела, что меня именно к таким тянет, вот и решила предупредить. Кстати, работает сия мудрость на все сто. Хотя этой весной я познакомилась с молодым человеком, который, будучи филологом по образованию, пьянствовал и предавался извращениям не более, чем выпускник какого-нибудь автотракторного факультета. Но это только исключение, подтверждающее правило. После такого предупреждения и неудачной любви, я стала избегать мужчин-гуманитариев как огня. Правда, сердцу не прикажешь, и я всё время влюбляюсь в подобных персонажей, но идти по жизни предпочитаю с прагматичными технарями. Вот такой вот когнитивный диссонанс.
Сама я на филологический факультет не поступила. К моменту окончания школы я болела политикой. События вокруг НТВ волновали меня едва ли не больше измены молодого человека. Мы с Ленкой часами обсуждали события в стране и мире (кстати, до сих пор это делаем, только теперь это больше напоминает спор монархиста-евразийца и либерала-западника), а на Ирину Хакамаду я готова была молиться. Класса с 8 я всем говорила, что буду только политологом. Стала, слава богу. Итак, исторический факультет ЧелГУ…Кто знает, тот поймёт, кто не знает, пусть завидует. Наш третий учебный корпус — это Вселенная, которая развивается по особым, ей одной ведомым законам. Здесь можно если не всё, то многое, здесь не стыдно быть собой, здесь ты ГУМАНИТАРИЙ, и никто не воротит от этого нос. Здесь всё воспринимается особенно остро, здесь каждый — ЛИЧНОСТЬ, здесь невозможное возможно.
Пожалуй, у того, что ты гуманитарий, есть только один недостаток. Это графомания. До сих пор не решила: писать — это хорошо или плохо? Но без этого не могу. Оправдываю себя тем, что выплёскиваю таким образом эмоции. Строчки рождаются у меня в голове, и умирают раньше, чем я успеваю их записать. Но это часть меня, такая же, как глаза, руки и ноги. Иногда получается неплохо, гораздо чаще — полная бредятина, но ведь дело не в этом, а в том, что ты чувствуешь, размышляешь, дерзаешь и всё-таки подгоняешь слово к слову, создавая памятники своему настроению. И не меньшее удовольствие — это читать то, что пишут другие. Уже упоминавшийся выше мой приятель-филолог — талантище огромное. Смешайте коктейль из раннего Маяковского и Есенина, добавьте туда немного резкости Кручёных и нежности Ахматовой, и я вас уверяю, вы не останетесь равнодушными. Моя подруга пишет такие пронзительно искренние и грустные стихи, что к горлу подступает комок, а к глазам — слёзы. Ох, поэзия — это езда в незнаемое…
А на все эти размышления меня натолкнула встреча с… моей школьной учительницей математики. То, что я закончила университет в красным дипломом, собираюсь стать кандидатом наук как минимум, и настоящей писательницей как максимум, что в свои 22 года я отвечаю за партийное строительство в не самом маленьком районе нашего большого города, для неё ровным счётом ничего не значит. Необучаема… Помни свой диагноз, детка, и не прыгай выше головы. Ты неудачница только потому, что не помнишь формулу синуса двойного угла (на самом деле именно эту формулу я помню. Вызубрила на всю жизнь очевидно), не умеешь решать логарифмические уравнения и т.д. и т.п. Первой реакцией, к стыду моему, было уже практически забытое подташнивание. А потом…А потом я вежливо объяснила ей, всё то, что думаю по поводу математики вообще и логарифмов в частности, что люди, начисто лишённые воображения, вызывают у меня исключительно приступы жалости, а калеки от педагогики должны быть подвергнуты анафеме. Я не уверена, что она меня поняла, ведь я не рисовала формул и не задавала своим словам вектор. Мне важно, что я наконец-то это сказала. Рождённый ползать, летать не может. Аминь.